Село Ягуново. Люди. События. Факты.
Александр Алексеевич Мишуков
Рассказ
Александр и Шура Мишуковы
Рисунки Александра Алексеевича Мишукова
Родился я зимой под занавес 1938го в д. Брусово – Ландеховского района Ивановской области. Моему поколению, особенно сельскому, досталось тяжёлое военное и послевоенное детство - голодное, полураздетое, обременённое не по-детски тяжким трудом. Да и было ли оно, это детство? Зимой бегали, облачённые в лохмотья, в школу, летом – с утра до ночи на колхозных полях и фермах.
Я третий ребёнок в семье, брат и сестра были старше меня. Был я не красивым малым: лицо в веснушках, с юношескими угрями, с 10 лет заикался от испуга. Со временем это всё прошло, но я от этого комплексовал. Ведь юность – это такие годы… У нас, у старшеклассников, появлялись «матани» - девушки, которые нравились. Была «матаня» и у меня, но… безответная. Она тяготила меня и, как мне казалось, унижала. Какой девочке понравится веснушчатый заика в штанах с заплатками да в бабкиных старых полуботах? Конечно, и «матани» наши ходили не в обновах – в перешитых с материнских плеч штапельных и ситцевых платьях. Щёки и губы подкрашены красной свеклой. Ну, ботинки начищены солидолом, с большими шарами на длинных шнурках. И – всё! Но ведь это девочки! – Наши невесты и будущие жёны. Под их скромными нарядами скрывалась, набирала силы до поры до времени женская красота! Святое, прекрасное творение природы как магнитом притягивает к себе мужскую половинку с начала сотворения мира! А.А.Мишуков с другом, 1956г.
В 1955 году пятнадцатилетним пареньком я стал работать учётчиком полеводческой бригады в своей деревне. После объединения колхозов, поля стали обширными – пешком не успевал, и мне колхоз купил велосипед, по-теперешнему, в кредит. Это был второй велосипед на всю округу! Мальчишки первое время одолевали меня: покатай! научи! И мы по вечерам ошалело носились по очереди на велосипеде. Катал и девчат. Только моя «матаня» не садилась на раму моего «Прогресса». Я понимал… Летом того же года молодёжь выбрала меня своим вожаком – комсоргом. Так я стал во главе 75 комсомольцев, и почти все мы были участниками художественной самодеятельности. В августе 1956г. поехали на областной смотр, посвящённый предстоящему в 1957 году Всемирному Московскому фестивалю молодёжи и студентов. На площади перед ДК Меланжевого комбината, где проходил смотр, нашу группу самодеятельных артистов приметили цыгане. Из всей группы я выделялся тем, что у меня на груди висела большая связка баранок. Одна, уже не молодая, цыганка подошла ко мне и говорит: «Молодой, красивый! Дай моим деткам пять бубликов – всё, что ждёт тебя впереди, расскажу. Дай руку!»
Я – убеждённый атеист - не веривший ни в бога, ни в чёрта, а уж тем более ворожбе, засомневался.
Я – комсомольский вожак, вокруг меня «моя» молодёжь… Удобно ли? Да ещё услышав слово «красивый», у меня родилось к цыганке больше недоверия. Но, подбадриваемый смехом артистов, я уступил настойчивости цыганки и сунул ей свою ладонь.
Цыганка взяла руку, посмотрела на неё и сказала:
- Жизнь твоя будет долгой, но, прости, паренёк, за правду – не очень богатой, хотя будешь в достатке во второй половине жизни. Будешь менять место жительства, пока с берегов Волги не уедешь в сторону Востока. Станешь известным, будешь в почёте и уважении на работе… хотя местного масштаба.
Она подняла мою руку ближе к глазам.- Ты, юноша, сильным человеком будешь. Нет, не физически. Я имею в виду честь и чистую совесть, из-за чего подчас будешь страдать от людского эгоизма…
Цыганка взглянула на притихшую стайку деревенских девчат, словно ища кого-то и, повернувшись ко мне вновь, продолжила:
- Есть у тебя «зазноба» сердца. Выдерни её, как занозу, - она недостойна тебя… Спустя годы, узнав про тебя от знакомых и центральной прессы, она пожалеет о теперешнем отношении к тебе, но будет слишком поздно – ты для неё уже будешь недосягаем. Ты же скоро встретишь красивую девушку из многодетной семьи и через четыре года женишься на ней. Из-за неё у тебя будут стычки с соперником. Имя твоей жены будет, как и твоё – Саша. Проживёте вы с ней счастливо до правнуков.
И протянула руки для подачки.
Под смех молодёжи я обалдело снял из связки аж десять баранок! Отдал их цыганке, хотя не поверил ни единому её слову – слишком не стыковывалось с самого начала. В кругу моих знакомых, даже в районе, не было девушки по имени Саша, а уж о женитьбе – так это что-то из самой смелой фантазии. Куда мне с такой «фотокарточкой»?
Я вообще панически стеснялся, даже боялся красивых девчат. Чтоб познакомиться с той, которая нравилась, мне нужна была какая-то третья сила, случай какой-то должен соединить нас, хотя бы на несколько мгновений. Мама замечала моё состояние и, как могла, успокаивала: «Сынок!.. Не переживай шибко. Вижу, что страдаешь. Прости меня, что такого родила… Но с лица, сынок, воду не пьют да и пройдёт всё это в своё время, как дурной сон… Всё у тебя будет хорошо – ты уж поверь матери… Главное в человеке не лицо, хотя, прости, сынок, красота и обаяние в первый момент очень важны, а голова и сердце. От дружбы с ними человек становится уравновешенным и его тянет к хорошим помыслам». Родители А.А. Мишукова: Варвара Петровна и Алексей Васильевич, 1956г.
Родители, особенно мама, Варвара Петровна, учила нас, детей, не совершать необдуманных поступков. Не завидовать чужому богатству и здоровью. Восторгаться только лишь великими людскими талантами, высокими человеческими поступками во благо людей. Учила нас жить по средствам, заработанным честным трудом, не брать чужого, ибо, взяв его единожды, можно искалечить себе всю жизнь. Остерегаться болезни вещизма: не приобретать всего того, что есть у других, подчас эти вещи нам и не нужны. В то время я ещё не понимал, что всё это – от лукавого. Став взрослым, я понял мать: мы жили бедновато. Нечего было сытно поесть, не было одежды, обуви, потому как в колхозе вместо денег записывались трудодни. Но ходили мы чисто, опрятно, и в доме было всё только самое необходимое. Конечно, это было другое время. Жили по возможности, а не по потребности. Для этого нужно было дружить с кошельком. «Конечно, – говорила мать, – это трудно, но зато честно. Честь и совесть не замарают ничего из того, к чему будешь прикасаться». Советовала не торопиться; не бежать впереди телеги с лошадью, быть терпеливым. Не придавать слишком большого значения внешности, ибо кто знает, что легче – расстаться с красивым милым лицом, молодым телом или погубить душу тяжким бременем разочарования и цинизма?
В отношениях с женщиной мать просила меня быть, как отец, моногамным. В свой переходный возраст я не знал этого слова, а объяснения не спросил: кем или чем хотела меня видеть мать. При выборе спутницы жизни советовала не срывать бутон, а дождаться пока расцветет, ибо ещё не известно, что за цветок распустится. Надо оберегать его от своего и, тем более, от чужого грязного прикосновения. Я потом встретил такой бутон и со своей юношеской наивностью так оберегал его, что первый раз поцеловал распустившийся цветок – свою любимую – аж в канун нашей свадьбы!.. Вернее, учился целоваться. За то цветок моей любви не увядает и через полвека!
Нынешние молодые люди могут воскликнуть: «Das ist fantastisch!» Да, может и она. Нынешней молодёжи такие отношения в любви кажутся отчаянно устаревшими, считаются пресной несъедобной пищей. Ей подавай блюда с острой приправой для выработки любовных ферментов, ибо пресная жизнь скучна и не пенна. Любовь предков вызывает сомнения и насмешку: «При такой бедности какие нежности». Может, но только не для нас, людей моего поколения. Ведь мы искали и находили в спутницы жизни девушек в полях и лугах, за деревенской околицей. Девушек чистых, как росинка на скромной ромашке. К нам на свидание приходили не девочки по вызову, мы их не вылавливали, простите за не тактичность, в сливной помойке Интернета. И не потому ли семейные пары старшего поколения намного крепче?
Но у меня всё это будет потом….
К концу лета домой приехала старшая сестра Надя и сказала, что выходит замуж. Зовёт нас на свадьбу. Она работала в г.Вичуга ткачихой. В Вичуге жила наша тётя Финна. Надя была у неё, и та послала мне поношенные брюки и рубашку своего сына, и я поехал на свадьбу в обнове!
В деревнях в ту пору на свадьбу сходилась вся округа – посмотреть. Свадьба проходила в доме жениха, а с улицы, из сеней смотрели на гуляющих сотни глаз. В разгар свадьбы стало жарко и я вышел на улицу. Против меня на стене висело большое зеркало. Когда я встал из-за стола, в его отражении увидел милое девичье личико… Что - то ёкнуло у меня в груди и сделалось так жарко, что я не мог больше быть в избе. Идя к выходу, влекомый людьми, я лицом к лицу в дверях встретился с отражением в зеркале. И так, прижатых друг к другу, нас вытеснили на улицу. Когда людской клубок рассыпался, я увидел красивую молодую девушку. Тонкое голубое платьице облегало её грудь с молодыми яблоками и всю её стройную фигурку. Я смотрел на неё, стоящую в кругу подруг, и у меня в груди, казалось, всё стонало – так красива, стройна и всё время звенит весёлым смехом! Потом она с подругами пошла вдоль улицы, а я вернулся в избу и спросил у сестры:
- Надя, а кто эта девушка в голубом платье?
- Что, братик, понравилась?- Не то слово, сестрица…
- Это наша красавица Шурочка Деребизова. Вон их изба на краю деревни. Комсомолка, как и ты. По путёвке комсомола работает на свиноферме.
«Тоже мне – путёвка в жизнь!» - подумал я. Однако, что она свинарка, меня не смущало – сам недавний свинопас. На другой день брат зятя, мой одногодок Юра познакомил меня с Шурой, но не официально, а опять же в кругу молодёжи. Я не посмел подойти к ней близко, а она, хохотушка, веселись в кругу подруг и, как мне показалось, несколько раз кинула свой взгляд в мою сторону. Только вряд ли? Нужен я ей? Я заметил одного парня, который всё время вертелся около неё.
Закончилась свадьба. Я уехал в свою деревню, но образ девушки не покидал меня, где б я не был. И в первое же воскресенье, вечером, после возки снопов, взял велосипед и укатил к сестре. Двенадцать вёрст пролетели быстро. Въехал в Селиши и прямо к дому Шуры. И тут заметил её – она шла домой в рабочей одежде. Я пошёл ей навстречу. Поравнявшись, поздоровался. Она ответила и спросила: «К сестре приехал?». Я ответил : «К тебе». «Зачем?» - снова спросила она. «На тебя посмотреть», - ответил я. «Вот она – смотри! Роба, пахнущая навозом…» и опять Шура, как тогда, во время свадьбы прозвенела весёлым смехом, пошла к дому. Я – за ней.
- «Раз уж приехал на такую даль, то хотя б дал переодеться» - И ушла в избу… Вышла в светленьком платьице, причёсанная головка, в ушках мерцали малиновые огоньки серёжек. Посидели на крыльце, поговорили о том – о сём и, понимая, что завтра обоим рано вставать на работу, поднялись. На вопрос: «Можно ли приезжать», Шура ответила: «Как знаешь. Захочешь – приезжай». И ушла в избу, а мне снова крутить педали двенадцать вёрст. Так я стал ездить к ней на свидание. Летом – на велосипеде, зимой – на лыжах. Однако Селишенским парням конопатый чужак не очень-то понравился. Встречали меня и в деревне, и на её окраине. Отговаривали ездить к Шуре, грозились отлупить и порезать. Особенно агрессивен был В. Белов. Он был моим соперником, но Шура не отвечала ему взаимностью. За грубость, за грязные отношения к другим девчатам она его ненавидела. А Белов, словно карауля меня, появлялся из неоткуда, подставлял к горлу нож и злобно шипел: «Не отстанешь от Шуры – пожалеешь!»
Зять Геннадий говорил мне, что Белов трусоват перед силой вот и носит нож для устрашения, и хорохорится только среди своих. Если б случилась драка один на один, я бы его не побоялся. В нашей школе на уроках военного дела помимо физкультуры наш учитель, бывший фронтовик, Вл. Жигачев знакомил нас с греко-римской борьбой. Старший брат Валентин уже отслуживший в армии, обучал меня приёмами самбо. Показал, как парировать удары кулака, выбивать холодное и огнестрельное оружие из рук противника… Милый родной брат! Мне ведь трижды в жизни приходилось попользоваться этими приёмами! Они спасали меня…
Белов выполнял свои угрозы. Зимой 1956 года в клубе на родине Шуры во время танцев он, воспользовавшись толкучкой, предательски, трусливо ударил меня ножом… Лезвие, пробив толстую ватину пальто, вошло в мякоть, не задев кости и важных органов. Я простил обидчика, надеясь, что он оставит нас с Шурой в покое. Селишенские парни перестали меня «шухарить», видя бесперспективное «дело» Белова. Тогда он стал угрожать Шуре, подкарауливал её вечерами, требовал дружбы – она не шла ни на уговоры, ни на угрозы. Не смотря на натянутые отношения с Беловым, я регулярно приезжал к Шуре на свидания вплоть до призыва в армию, до ноября 1957г. Как-то в конце сентября, приехав в Селиши, остановился у колодца. Опустил бадейку в его чрево при помощи журавля, достал воды и обхватив посудину руками, стал утолять жажду… затылком почувствовал кого-то у себя за спиной. Опустив бадейку, повернулся – передо мной в вечерних сумерках стоял Белов… с пистолетом в руке. Злобно произнёс: «Я тебе, Мишук, говорил, что пожалеешь… Ты вместо армии уйдёшь…» Он не договорил. В ту же секунду ударом снизу я вышиб оружие, а руку болевым приёмом заломил за спину. Он взвыл, а пистолет, описав небольшой полукруг, упал в утробу колодца. Опустив руку Белова, я заметил – она безвольно висела, а сам он страшно орал от боли. Взяв велосипед, подошёл к сопернику: «Валера, пистолет из колодца не доставай до моего возвращения из армии. Достанешь раньше – жалеть будешь ты» и пошёл к дому на крою деревни, где жила девушка которая косила в лугах наравне с мужиками, рубила дрова, подшивала валенки, вязала носки и варежки, вышивала крестом и гладью и многое другое умела делать пятнадцатилетняя девушка Шура, девушка из многодетной семьи.
Я задумываюсь о красоте. О той особой девичьей красоте, которая роднит всех наших женщин вообще. О внутренней красоте, которая неярко, но удивительно чисто светится в её глазах.
Красива ли она? Невысокая, лёгкая, ладно свитая. В каждом её движении сдержанное молодое достоинство. Вряд ли Шура, как цветок, сама догадывалась о своей красоте. Вся она прекрасна, благородна своей внутренней чистотой и силой, и неистребимой привычкой к труду.
Шура… Милое, с мягким овалом, русское лицо. Не высокий, но умный лоб, чёткие красивые линии бровей, но какая же это прелесть озорной девчонки!
Белова я больше ни когда не встречал. В один из вечеров сидели мы в черёмуховой заросли у неё под окном, а с неба смотрела на нас большая оранжевая краюха луны. Слабый свет её освещал наши лица. Я молча смотрел на свою подругу и не верил: «Уж не сон ли это?» - «Что молчишь?» - спросила Шура, а у меня язык одеревенел от избытка чувств. Боюсь задрожать и обнять боюсь. Любил я свой цветок молча, не кричал, не клялся в любви, просто любил. Я хотел любви на веру и чтоб потом она, моя любовь, была мне надёжным тылом. По моему определению счастье - это любовь и надёжный тыл. Я хотел в дружбе и любви чистых отношений, чтобы после каждой встречи с любимой, чувствовать себя умытым тёплым майским дождём, расставаться и снова ждать этого дождика. Но не все девушки понимают это. Но моя любимая, казалось, понимала и принимала меня, каким я был. Перед уходом в армию она подарила мне батистовый платочек. В одном уголке было вышито имя «Шура». Этот платочек и её фотографию я все четыре года носил с собой в левом кармане гимнастёрки, как оберег.
Тем временем приближался день призыва. Это сейчас молодые люди «косят» от службы, а в наше время мы ждали призыва, как великого праздника, как чуда! Призыв – это путь, время передышки от рабского труда и бесправия, выход, пусть временный, но всё же, выход из тупика, в который была загнана колхозная деревня. Деревня – это хлеб. И вокруг деревень зрели тучные нивы, а мы ели траву полову, мох, березовую кору, но были крепкими, среди нас не было дистрофиков. Мы загодя готовили себя к службе. Уходя служить, мы все были значкистами ГТО. Это было дело чести, и если парня не брали в армию, его считали второсортным. Первый год службы меня одолевала тоска по девушке. Ведь мы расстались, не объяснившись: я не спросил, она не обещала ждать. Я писал ей тёплые письма со стихами своего сочинения по два – три в неделю. Шура отвечала, и это вселяло в меня надежду. Спустя год приехал в отпуск и прямо к ней. И снова молчаливые, ни чего не объяснявшие встречи… Ещё через год, в начале ноября 1959г. Пришло письмо от сестры Нади, в котором она сообщила, что Шуру сватает один молодой мужчина, но она не даёт согласия. В душе моей творилось нечто такое, что я не знал, куда себя деть. Конечно, родителей моей девушки можно понять, - в большой семье надо было определить ещё двух дочерей. Сестра мне так и написала: «Если любишь Шурку приезжай!» Рисунок «Голова женщины», 1959г. Служил я недолго – в Москве. Я умел рисовать, писать, фотографировал неплохо, пел в солдатской самодеятельности. Командование это заметило и в начале 1958г. Был назначен начальником клуба своей части, одновременно поступил учиться заочно на культполитработника в ЦДСФ им. М. Фрунзе.
Я был у всех на виду, по службе замечаний не имел, а за художественное оформление Ленинских комнат, армейского плаца было несколько поощрений.
У меня созрела мысль. Пришёл к замполиту С.А. Туманянцу и дал ему почитать от сестры письмо. Он стал читать, а, я смотреть на его лицо, стараясь угадать реакцию… Прочитал, помолчал, просмотрел на меня и… получилось как в кино про Ивана Бровкина. «- Что ж, богомаз мой? (Так он дружелюбно называл меня, как художника) – Надо поехать и во всём разобраться! Пойдём к командиру…»
А через день поезд, мерно стуча колёсами, уносил меня на встречу со своим счастьем… Домой заявился вечером. Едва оправившись от радостных объятий родителей, засобирался в д. Селищи к любимой. Отцу с матерью так и сказал: «Пойду к Шуре… Может, вернусь с женой». Они, конечно, такого оборота дела не ожидали, но и перечить не стали.
- Смотри сам, сынок – сказал отец. – Только с этим делом не торопятся. Его хорошо обмозговывают. Любовь должна вынашиваться, выстаиваться, как тесто на хороших дрожжах. И заваривая свадебную бражку семейной чаши, надо помнить, что напиток в ней должен быть радостью с небольшим количеством грусти – ведь пить его придется вам самим, дегустируя его всю жизнь. - Папа, тесто, как ты выразился, выстоялось и я боюсь, как бы оно из опары не убежало.
- Смотри, сынок – снова повторил отец.
Лыжи куда-то запропастились, искать было некогда и я пошёл пешком. За деревней Ивашково начинался густой лес. Впереди ещё четыре версты. Чтобы сократить путь, решил, как бывало, идти через лес, благо отворот от большака в лес был накатан. Было уже темно и, войдя в лес, я быстро зашагал по дороге. Вдруг в глубине леса послышался звериный вой. В ту пору, потревоженные прошедшей войной, из Белоруссии и брянских лесов сюда, в Подмосковье, нахлынули гривастые волки. Стаи чужаков вели себя нагло, дерзко. Были случаи – на лесных дорогах и за околицей села волки наподдали на людей. Я прибавил шаг. Иду сплошной темнотой и вдруг дорога закончилась - в большие поленницы дров. Волчий вой послышался рядом. Я не курил, но спички по привычке носил с собой с детства. Достал их. Одну зажёг. Когда спичка погасла – кромешная тьма обняла меня. Что делать? Стоя у поленницы, оглянулся: в метрах десяти по дороге и меж деревьев светились несколько пар зелёных огоньков. Путь назад был отрезан.Надо идти прямо, не забирая вправо – там недалеко Красное болото, не замерзающее даже в лютую стужу. Волки сидели,, не двигаясь, изредка подвывали. Отойдя от поленниц и, надеясь, что не собьюсь с ориентира зашагал меж деревьев по не глубокому, пока, снегу. Временами осматривался, кидал зажжённые спички в полукруг окружавших меня волков. То ли они были сыты, то ли берегла меня любовь девушки, к которой я стремился, только звери, словно из-за любопытства, сузив полукольцо окружения, не нападали на меня. От волнения и страха я взмок. Сняв шапку и расстегнув шинель, пахнул паром, словно вышел из бани. Плотно набитая коробка легчала. Зажигая очередную спичку, уронил её под ноги. Искать не было времени. Я, конечно, понимал: если что – от стаи не отбиться. Тут ясно, дело – швах. И, не оглядываясь на зверей, перебирая про себя имена родных мне людей, шагнул в темноту… Когда от меня отстали волки, не знал. Я просто чутьём понял это, когда вышел в мелкое редколесье. Впереди – поле. Я узнал его. Оглянулся – волков не было. И хотя устал от ходьбы и страха ноги сами понесли меня через небольшое, не глубоко заснеженное пространство на маячок – свет фонаря в окошке фермы. На краю деревни снова оглянулся в сторону леса – ноябрьская снежная ночная тишина… И тут вспомнил о часах – «Победа» - подарок старшего брата ко дню рождения, показывали без четверти двенадцать ночи.
Только перед ступеньками крыльца у дома сестры силы покинули меня. Еле поднялся. Постучал. Осведомившись, кто за дверью и, узнав меня по голосу, дверь отворила сватья и тут же громко закричала:
«Надя, Саша приехал!» В горнице вспыхнул свет и вот я уже шагнул через порог.
- Откуда ты, братик? – спросила сестра, взглянув на ходики, хотя можно было и не спрашивать гостя в шинели.«Почти с того света - хоте» - хотел сказать, но ответил:
- Из Москвы, ночным скорым!Подошла ко мне, поцеловались.
- Ну, раз ночным скорым, значит понятно. Раздевайся, умойся. Да ты весь мокрый, будто бежал от кого-то? – и мужу: «Гена, дай Саше рубаху!».
Пока я переодевался, сватью куда-то, словно ветром сдуло. На вопрос, где она, зять ответил, что скоро придут. На кухне загудел самовар. Вскоре в сенцах хлопнула дверь и на пороге появилась ОНА. Вошла и… растерялась, увидев солдата. Какая-то сила подняла меня с лавки и кинула ей навстречу.
Мирно спали родные мне люди. На стене монотонно отстукивали ночное время ходики, горела увернутая лампа-семилинейка и среди этого ночного покоя неровно бились сердца двух людей, сидящих на лавке, прикрывшись оконной занавеской… Сколько слов я приготовил для своей любимой! Какие красивые мысли и фразы роились в голове! А вот встретились и… снова, как в прошлые годы, оробел. Сердце колотилось так, что было готово выскочить из груди, упасть в ладони любимой.
- «На, возьми меня,- с этой минуты я навеки твоё!..» Но, не до конца поборов волнение, не спрашивая, любит ли она меня только и сказал:
-Шура, выходи за меня замуж…
Она не кинулась от восторга в мои объятья, которых от волнения я так и не раскрыл, а лишь взглянула в упор на меня своими прекрасными глазками, долго смотрела и, тихо выдохнув, словно сбросив с себя какой-то невидимый груз, уткнулась мне в грудь. Руки мои сами поднялись, крепко обняв любимую. Потом они обхватили её головку, а губы невпопад и не умело целовали милое лицо…
На другой день мы с сестрой Надей и зятем Геной пошли к Дербеневым свататься. Родители Шуры не были против - они знали меня уже три года. Бывало, приедешь к ним, отец Шуры, Василий Николаевич, проверяя меня, доверял что-нибудь по хозяйству: помочь драть щепу для кровли, потом ею покрыть крышу, подшить валенки, сплести корзину… Хотел убедиться на что способен будущий зять, если, конечно, он состоится. Тесть не любил ленивых, не жил одним днём, любил во всяком деле порядок, вещизмом не занимался, но в перспективе имел энные запасы…
Родные стали готовить небольшой вечерок-свадьбу, а мы с Шурой пошли на мою родину в с/Совет подавать заявление на регистрацию брака. Двенадцать вёрст прошагали быстро. Мне всю дорогу хотелось кричать от радости, от сознания того, что она станет моей!
Когда я привёл свой цветок в дом родителей в качестве невесты, мама, взглянув на него, вскоре отвела меня в закуток возле печки и сказала тихо:
- Вот видишь, сынок, я оказалась права. Бог, хотя ты и не веришь в него, послал тебе такую милую девушку за твоё терпенье, за чистые помыслы по отношению к ней. Люби её, сынок, верьте друг другу и будьте счастливы. Бог с вами!..
Сыграли небольшую свадебку и … снова до конца службы летали, словно голуби, меж нами теплые, нежные письма.
« Когда моя любимая стала мне женой, я часто сравнивал её с деревенской девушкой, героиней рассказа А. Толстого, «Русский характер», Катей Масловой. Я представлял образ Кати и воображал её рядом стоящей с моей любимой- так схожи они красотою наружной и внутренней, как красивы они гармоничностью чувств! С того самого 1959-го года я читал этот рассказ в своём солдатском клубе, потом с больших и малых сцен десятки раз в разные годы и до сих пор помню его текст наизусть. Это, по-моему, самое чистое, самое лучшее из того, что читал о любви…
Наши голуби-письма прекратили свой полёт в декабре 1960-го, но кратковременных расставаний и встреч в нашей жизни было много, особенно, когда переехали жить в Кузбасс. Работа, семинары, киносъёмки,- словом, командировки по всей России. Родились у нас дочка Наташа и сын Сергей. Жена уже привыкла к ожиданиям и оберегала меня даже там, далеко от дома и когда возвращался. Поднимала, когда я падал, вырывала из временного порока, а он случался. Шура была и остаётся моей надёжной опорой и мы, когда нужно, подставляем друг другу своё плечо. Мы с нею два - оба. Нас часто называют «Саши в квадрате».
Природа на Шуре Деребизовой не отдохнула – трудолюбием, заботой о ближних, душевной и внешностью пошла в отца. Самозабвенная, безотказная трудяга, наверное, в неоплатной обиде на меня…
Моя любовь давно простила меня, да и не обижаюсь, наверное, вовсе на то, что я не дарил ей дорогих украшений, редко приезжал домой с букетом цветов. И это не от невнимания, не от бедности,- просто люблю я тихо, без эмоций. Так и идём рука об руку уже полвека, понимая, что давая волю чувствам, без оглядки купаясь в объекте любви, можно и не заметить, когда всё это переходит в обычную прозу жизни.
Двое детей у нас, трое внуков и внучка растут. Ведь семья без детей и внуков, что изба без окон – всюду сквозняк. У нас с Шурой окна есть, современные, со стёклами. Нам сквозняк не грозит – три правнучки смотрятся в них. Все продолжатели нашего бытия, наших корней, запущенных в далёком прошлом в Европейской части земли Русской. А как же без корней? Без них семейное древо не растёт. У нас – разрастается. И, радуясь этому, хотим верить, что поросль древа нашего будет свободнее и богаче, красивее и счастливее нас!
…О, непонятная, загадочная русская душа! Не смотря на то, что нас десятилетиями обманывали, унижали и убивали, мы до одури любим свою страну!.. Хотим, чтобы эта поросль, что пришла нам на смену, в своей жизни называла нашу великую святую Русь не государством, а Родиной!
В день юбилея дети и внуки сделали нам золотую свадьбу в конце ноября прошлого года и вместе со священнослужителем обручили нас золотыми кольцами. В том далёком и таком близком 1959-ом это было неосуществимо… Ворошим прожитые годы: что-то вспоминаем с тёплой улыбкой, хмуримся из-за того, что что-то вышло не так, как мечтали. Стареем и ничего уже изменить нельзя. Да нам и не хочется вертаться на далёкие неходные позиции. Мы оба – моногамы и ценим тот исток, нас устраивает ход отношений и самая главная их составляющая – вера.
Бывает, сидим с Шурой на диване и листаем прожитую жизнь. Откроем большую толстую книгу, на первой странице которой моей рукой нарисованы слова из песни Эдиты Пьехи: «Чтобы жизнь повторилась с начала, загляните в семейный альбом…» Мы и листаем её, нашу жизнь. Улыбка и грусть у нас пополам- так легче… Вот на фотографии Евдокия Григорьевна – моя тёща. Нет! Какая тёща? Это вторая моя мать! Она смотрит на нас из далекого небытия и, кажется, спрашивает: «Ну, как живёте, дети мои?» Удивительный человек! Великая труженица, мать десятерых детей, не обласканная жизнью, умнейшая, честнейшая женщина! Бывало, поссоримся с женой (Ну, какая же любовь без ссор? Это, что чёрту озеро без воды) и вина моя. И умная, мудрая мать видит это, но упрёки и укоры шли на счёт дочери. Мне стыдно бывало вдвойне, и я шёл к своему цветку с душевной влагой, чтоб не завял. Я благодарен второй матери до конца дней своих за то драгоценное сокровище, что родила, воспитала и отдала мне – свою дочку, ставшею мне верной подругой на долгие годы. Низкий поклон тебе, мать, от детей и внуков твоему земному изголовью! Спи спокойно, родная –мы помним тебя…
Вот на снимке я молодой. На груди – связка баранок и вспоминается Ивановская цыганка: всё сбылось, как она наворожила, а ведь я тогда не поверил…
Говорят, что любви нет, есть привычка. Что ж? Может оно и так. Но если эта привычка зарождается на чистоте отношений двух сердец, на их взаимной вере, если она выстрадана и запустила корни в глубину этих отношений то, по моему мужскому уразумению – это и есть любовь. Да, да, люди добрые, любовь! И какое это великое счастье – всю жизнь любить одного человека и быть взаимно любимым!
Май 2010с. Ягуново
Бессменный руководитель любительской киностудии "Колос"
©муниципальное бюджетное учреждение "Централизованная библиотечная система Кемеровского муниципального округа"Ягуновская модельная сельская библиотека", 2023 Россия 650515, с. Ягуново, ул. Новая, 10.
Работаем для вас
Пн – пт: 9.00 – 18.00
Сб: 10.00 – 16.00
воскресенье - выходной
Телефон: +7 (384)2 607-606
